Том 2. Стихотворения 1917-1920 - Страница 33

«В суд ногой, в карман рукой?»
Вновь вам нужен суд такой?
Иль налогов с вас не брали?
Брать – не брали, шкуру драли,
Не одну, а десять шкур,
Переписывали кур,
Коровенку уводили,
Деток малых не щадили,
Дохнут пусть без молока, –
Тож беда невелика.
У царя расходы – вона:
В день четыре миллиона!
Дармоедов всех не счесть:
Надо всем и пить и есть,
Казнокрады – обиралы,
Генералы, адмиралы,
Власти всякие, чины –
Пропитаться все должны.
Пристава, попы, жандармы,
Церкви, тюрьмы и казармы,
Стража, армия и флот –
Трона царского оплот…
Чем все это содержалось?
Чем, на горе нам, держалось?
Деревенской беднотой!
Под господскою пятой!
Вы покорно шею гнули!
Лямку черную тянули
И, нуждой себя моря,
Все молились… за царя!

XXIX

Будь у вас ума поболе,
Были б мы давно на воле.
«Верноподданный» народ,
Вы проспали «пятый» год.
В городах тогда кипело…
Эх, иное было б дело,
Если б только вы тогда
Поддержали города!
Девять лет вы спали сладко.
Как проснулись – ой, как гадко:
Свой возлюбленный народ
Царь за шиворот берет,
На войне, что карты, мечет,
Миллион людей калечит,
Убивает миллион,
Миллион сдает в полон.
Мало? Жертвы царь удвоит –
Ничего ему не стоит.
И удваивал подлец.
Вот какой был злой конец
Распроклятой вашей спячки.
Вот откуда все болячки,
Что досель у нас болят.
В старых ранах – старый яд.
Вы же верите злодеям,
Живодерам-богатеям,
Мол, тому, что всюду – гной.
Власть советская виной, –
И что верное лекарство –
Посадить царя на царство!
Вот он, старый-то напев!
Полезайте в грязный хлев, –
В ту ж загаженную яму,
Сгреб бы дьявол вашу маму!
От кого я тут слыхал?
Кто-то горестно вздыхал,
Что к иголке нет подходу, –
Значит, к лешему свободу,
И Советы – ни к чему;
Дай иголочку ему,
А потом… лупи по роже.
Вон Кузьма Перфильев тоже
Жеребцом каким заржал:
– Митька с фронта убежал.
Спит таперича с женою.
Ну их с внутренней войною,
Этих всех большевиков:
Мало ль им своих полков
Заводского, значит, люда?
Мы… поспим с женой покуда! –
Долго ль Митьке спать с женой? –
Разговор пойдет иной
В скором времени, я чаю.
А пока я речь кончаю.

XXX

Братцы, я вам не указ.
Может быть, в последний раз
Нынче с вами речь веду я,
Возмущаясь, негодуя
И душой за вас скорбя.
Пожалейте вы себя.
Не вверяйтесь живоглотам,
Их лихим о вас заботам,
Их змеиной, подлой лжи.
За спиной у них ножи,
Власть советская им гибель,
Власть господская им прибыль,
А для вас – наоборот.
Заклепайте ж гадам рот.
Стройте сами вашу долю,
Укрепляйте вашу волю.
Стойте, милые, горой
За советский вольный строй.
В нем одном залог успеха,
Мироеды – нам помеха, –
Лишь тогда мы все вздохнем,
Как им головы свернем.
Чем борьба вся завершится –
Красной Армией решится.
Приложите ж все труды,
Чтоб спаять ее ряды,
Чтобы дать бойцов ей боле;
Пусть она на бранном поле
Под щетиною стальной
Станет грозною стеной
И решит одним ударом
Спор о новом и о старом, –
С царской шайкой спор решит:
Злую нечисть сокрушит.
Вот. Я все сказал. Простите!
Поступайте, как хотите,
Что касается меня,
То… я «Митькам» не родня.
Не чинить чтоб вам докуки,
Завтра утром – палку в руки
И айда от этих мест
На приемный пункт в уезд.
Там – в шинель, ружье на плечи
И – до новой, братцы, встречи,
Если только вновь она
В добрый час нам суждена!»

В монастыре

Поползень втихомолочку нашел себе богомолочку.

(Народная пословица.)

«Здесь, – богомолке так шептал монах смиренный, –
Вот здесь под стеклышком внутри сего ларца,
Хранится волосок нетленный, –
Не знаю в точности, с главы, или с лица,
Или еще откуда –
Нетленный волосок святого Пуда.
Не всякому дано узреть сей волосок,
Но лишь тому, чья мысль чиста, чей дух высок,
Чье сердце от страстей губительных свободно
И чье моление к святителю доходно».
Умильно слушая румяного отца,
Мавруша пялила глаза на дно ларца.
«Ах, – вся зардевшись от смущенья,
Она взмолилась под конец, –
Нет от святителя грехам моим прощенья:
Не вижу волоска, святой отец!»
Отец молодушку к себе зазвавши в келью
И угостив ее чаишком с карамелью
И кисло-сладеньким винцом,
Утешил ласковым словцом:
«Ужотко заходи еще… я не обижу.
А что до волоска – по совести скажу:
В ларец я в этот сам уж двадцать лет гляжу
И ровно двадцать лет в нем ни черта не вижу!»

Незабываемое

Памяти Карла Либкнехта.

Удар ножа верней. К чему лобзанья в губы?
Иудою Либкнехт не предан, а убит.
Не надо слез и слов, пускай душа скорбит.
Товарищи, молчите, стиснув зубы.
На злое дело палача
Ответ один – удар меча.

* * *

Великий сын и страж заветов отчих
Шел по стопам великого отца,