Том 2. Стихотворения 1917-1920 - Страница 67

В народной глубине!
Вставайте ж, новые работники,
Рожденные в борьбе!
Поэты, пахари и плотники,
Мы вас зовем к себе!
Встань, рать подвижников суровая,
Грядущего оплот!
Расти и крепни, завязь новая,
И дай нам зрелый плод!

Не забывайте безграмотных братьев

Власть царская народ держала в нищете,
И в нищете и в темноте.
Народной темнотой держалось наше горе.
Друзья, подумайте о том, что на Руси
Люд грамотный – что капля в море.
Иного мудрость вся – три буквы на заборе
Да «отче наш, иже еси».
И вас, читающих простые эти строки,
Молю я: взяв из книг хорошие уроки,
Делитеся потом усвоенным добром
С тем, кто с хромым умом и кто с душой слепою
Бредет, безграмотный, извилистой тропою.
Не по своей вине наш брат и слеп и хром.
Пусть солнца луч блеснет пред темною толпою.
Нам тяжко, а слепым – им тяжелей вдвойне.
Кнут, коим били нас, гулял по их спине,
И ту же, что и мы, они испили чашу.
Так пусть же, братья, в эти дни
Плоды свободы, радость нашу,
Прозрев, разделят и они, –
Разделят и поймут, идти с кем надо в ногу,
Чтоб выйти на простор, на светлую дорогу.

Пан Кмита

Правдивая повесть

Полицмейстер Кмита в Ломже
Был и взяточник и вор.
«Ну, подлец, и костолом же!» –
Шел про Кмиту разговор.

Станислав Адамыч Кмита
Верным был слугой царю.
«Взят рабочий!» – «Морда бита?»
«Точно так!» – «Благодарю!»

Был со всеми одинаков
Полицмейстер боевой:
Русских бил, порол поляков,
Измывался над Литвой:

«Полицейские участки
Не затем, чтоб пустовать! –
Арестуешь для острастки,
Перестанут бастовать!»

После Кмитова ареста
Шла всегда все та же речь:
«Нет на мне живого места!»
«Ох-ти, брат: ни сесть, ни лечь!»

Кмита был, весьма понятно,
У начальства на виду
И отмечен был трикратно
В девятьсот шестом году.

В год осилив «три барьера»,
Не лежал он на боку,
Глядь, взнесла его карьера
Полицмейстером в Баку.

А в Баку, что день, то свары,
Что ни ночь – резня, пожар:
Не армян громят татары,
Так армяне жгут татар.

Кмита крови не гнушался,
Лютым коршуном кружил,
То с татарами якшался,
То с армянами дружил.

А в накладе – те и эти:
Всякий в спину ждет ножа.
Кмита плел искусно сети,
«Честно» родине служа.

Он – слуга богатых классов,
Враг – «рабочей мошкары».
Сам Тагиев и Гукасов
Щедро шлют ему дары.

Он – церковно-православный,
Он – российский дворянин,
Первым пьет бокал заздравный
Ради царских именин.

Кмита – пайщик в общем риске:
Черносотенцам он – свой,
Он в погромной переписке
С Петербургом и Москвой.

Кто сказал, что Кмиты предок?..
Кмита истинный русак!
Ан случилось напоследок,
Что попал русак впросак:

Грянул гром над всей страною!
Революции метла
Вместе с падалью иною
Всю полицию смела.

Кмита прятался сначала.
Дескать, «мы свое вернем!»
Но гроза, увы, крепчала,
Все крепчала с каждым днем.

Дальше – больше, дальше – больше…
Под собой не слыша ног,
Очутился Кмита в Польше,
«Тут спокойней, видит бог!»

Тут паны всю силу взяли.
Кмита к шляхте, пятя грудь:
«Мне пристроиться нельзя ли?
Я ведь тож… не кто-нибудь!»

Дальше вышло, как по нотам.
Золотые Кмите дни.
Кмита польским патриотам
Оказался вдруг сродни.

Он породы именитой.
Подтвердят и не врали:
С предком Кмиты, тоже Кмитой,
Совещались короли.

При таком-то Ягеллоне
Кмита был в большой чести
И самой крулеве Боне
Помогал… постель трясти.

Так иль сяк (пример не редок!),
Был крулевич в Кмиту весь.
Вот какой у Кмиты предок!
Заиграла в Кмите спесь.

Борода у Кмиты сбрита,
А уж ус-то, ус какой!
Польский пан, Станислав Кмита,
Левой крестится рукой.

Пани Кмита располнела,
Расцвела паненка-дочь.
«Еще Польска не сгинела» –
Кмита воет день и ночь.

Не понять: лицо иль маска?
Просто Кмиты не узнать,
Пану Кмите честь и ласка,
Принимает Кмиту знать.

Кмита смотрит гордым взглядом.
Как жупан ему к лицу!
Он командует парадом
Перед сеймом на плацу.

Подражая Кмите-предку,
Кмита всюду тычет нос:
«Скоро ль будем бить соседку?» –
У него один вопрос.

«Мы Москву живой рукою!..
Сил нам, что ль, недостает?»
Эта мысль ему покою,
Да, покою не дает.

Кмита мысль одну лелеет
И во сне и наяву:
«Панство» русских одолеет,
Кмита выедет в Москву.

Кмита весь – в слепой надежде,
Ею только и дыша.
В нем все та же, что и прежде,
Полицейская душа.