Том 2. Стихотворения 1917-1920 - Страница 5

Она – ткать и прясть, она – поле жать,
Вольных казаков каждый год рожать!»

У господ на ёлке

Помню – господи, прости!
Как давно все было! –
Парень лет пяти-шести,
Я попал под мыло.

Мать с утра меня скребла,
Плача втихомолку,
А под вечер повела
«К господам на елку».

По снежку на черный ход
Пробрались искусно.
В теплой кухне у господ
Пахнет очень вкусно.

Тетка Фекла у плиты
На хозяев злится:
«Дали к празднику, скоты,
Три аршина ситца!

Обносилась, что мешок:
Ни к гостям, ни к храму.
Груне дали фартушок –
Не прикроешь сраму!»

Груня фыркнула в ладонь,
Фартушком тряхнула.
«Ну, и девка же: огонь! –
Тетушка вздохнула. –

Все гульба нейдет с ума,
Нагуляет лихо!
Ой, никак, идет „сама“!»
В кухне стало тихо.

Мать рукою провела
У меня под носом.
В кухню барыня вошла, –
К матери с вопросом:

«Здравствуй, Катя! Ты – с сынком?
Муж, чай, рад получке?»
В спину мать меня пинком:
«Приложися к ручке!»

Сзади шум. Бегут, кричат:
«В кухне – мужичонок!»
Эвон сколько их, барчат:
Мальчиков, девчонок!

«Позовем его за стол!»
«Что ты, что ты, Пелка!»
Я за материн подол
Уцепился крепко.

Запросившися домой,
Задал реву сразу.
«Дём, нишкни! Дурак прямой,
То ль попорчен сглазу».

Кто-то тут успел принесть
Пряник и игрушку:
«Это пряник. Можно есть».
«На, бери хлопушку».

«Вот – растите дикарей:
Не проронит слова!..
Дети, в залу! Марш скорей!»
В кухне тихо снова.

Фекла злится: «Каково?
Дали тож… гостинца!..
На мальца глядят как: во!
Словно из зверинца!»

Груня шепчет: «Дём, а Дём!
Напечем-наварим.
Завтра с Феклой – жди – придем.
То-то уж задарим!»

Попрощалась и – домой.
Дома – пахнет водкой.
Два отца – чужой и мой –
Пьют за загородкой.

Спать мешает до утра
Пьяное соседства.

* * *

Незабвенная пора,
Золотое детство!

Кто защищается

Защищайте Учредительное собрание!

Буржуазный вопль.

Защита? Чья? Кого? Откуда ждать похода?
Народной воле кто указ?
Она сама! Но каждый раз
Ей указать пути хотят, враги народа!
«Иди туда!» – «Иди сюда!»

* * *

Чьи исступленные мы всюду слышим вопли?
Кто «защищается»? Не барин ли? Не поп ли?
Кого хотят надуть все эти господа?
Какое нужно им «Собранье»?
На что надеются они?
И чьих «священных прав попранье»
Их огорчает в наши дни?

* * *

«Мир, воля и земля!» Но чьей минувшей властью
Народ был ввергнут в страшный бой?
Кто заграждал пути народу к воле, к счастью?
Кто барски помыкал его лихой судьбой?
Кто лучшие себе отмежевал угодья?
Кто села изнурял и нищи л города?
Куда ж девалися все эти «благородья»?
Куда?!
Все тут они, гляди: прикрывшись новой шкурой,
Свободолюбцы на словах,
В борьбе с рабочей диктатурой
Вопят о «попранных правах»!!

Предостережение

Как хочется забыть недавний наш позор –
«Дни царские», когда, преступный теша взор
Венчанного короной идиота,
По полю Mapсову шла «гвардии пехота»,
Толпились вкруг царя вельможи-подлецы,
И зычно, голосом пропойным
Горланил царь колоннам стройным:
«Зда-ро-ва, ма-лад-цы!!»
Пред рожей выродка, безмозглого кретина,
Зло помыкавшего народною судьбой,
В шинелях серых шла под барабанный бой
«Святая серая скотина».
По «рюмке водки» ей дарили палачи,
Несли рублевые «гостинцы».
– Ура, Семеновцы! – Спасибо, Москвичи,
Преображении и Волынцы! –
Мундиры разные и разные полки.
И вышибло совсем из царского понятья,
Что, различаясь «формой платья»,
Полки – единая трудящаяся братья,
«Одной деревни мужики».
Что от родной сохи оторванный бедняга
Не краскою петлиц свою окрасит цель, – –
Что мужику мила не серая шинель,
А серая сермяга.
Собаке – цепь, волу – ярмо, коню – узда!
Вот серая шинель была чем для солдата.
Шинели серой путь туда,
Куда ушло все то, чему уж нет возврата.
Не разные полки, а всенародный полк,
Ты обмануть себя не дашь в огне и в буре,
И не допустишь ты, чтоб злой твой враг, как волк,
Пролез к тебе в поддельной шкуре.
Не верь отравленным листкам клеветников,
Не верь словам лукавой лести.
Сквозь нежные слова ты слышишь звон оков
И шил змеиный тех, кто жаждет страшной мести?
Не вычерпать зараз сплошного моря зла,
Мир, воля и земля – их не получишь даром;
Наследья тяжкого проклятого узла
Не рассечешь одним ударом;
Еще не срыты до конца –
Работа рабских рук – темницы нашей стены.
Но торжества залог – в отважности бойца.
И пусть запомнят те, чьи робкие сердца
Отравит яд врага-льстеца,
Что робость их – сестра измены!