У батюшки Ипата
Водилися деньжата.
Конечно, дива тут особенного нет:
Поп намолил себе монет!
Однакоже, когда забыли люди бога
И стали сундуки трясти у богачей,
Взяла попа тревога:
«Откроют, ироды, ларек мой без ключей!»
Решив добро свое припрятать повернее,
Поп, выбрав ночку потемнее,
Перетащил с деньгами ларь
В алтарь
И надпись на ларе искусно вывел мелом:
«Сей ларь – с Христовым телом».
Но хитрый пономарь,
Пронюхав штуку эту
И выудивши всю поповскую монету,
Прибавил к надписи: «несть божьих здесь телес.
Христос воскрес!»
Что пономарь был плут, я соглашусь, не споря,
Плут обманул плута – так кто ж тут виноват?
Но я боюсь, чтоб поп Ипат
Не удавился с горя.
Чоловiк каже: «гречка!»
Жiнка каже: «мак! мак!»
– Нехай так! Нехай так!
Нехай буде з гречки мак!
Рада каже: «самостiйность!»
Нiмець каже: «гох! гох!»
– Ох, ох, ох! Оце ж гох!
Щоб ты, бридкiй нiмець, здох!
Ждали лiта, ждалы лiта,
А прiйшла зима.
Була Рада, була Рада,
А тепер нема!
Ой ти, дядьку Мусiю,
Чи бачив ты чудасiю?
Як не бачив, подивись:
Любив нiмець Раду,
Цiлував iи колысь
Спереду и сзаду.
Цiлував и милував,
Кохав щиро, покы
Выпив всю iи красу,
Видавив всi соки.
Потiм с гетьманом Павлом
Перебив iй спину
И, проткнувши всю колом,
Кинув в домовину.
– От, тепер лежи i гнiй,
Бо була проворна.
Я ж казав тобi, дурнiй:
«Не кохай Эйхгорна!»
По заслузи маешь плату,
Голова змiнна!
Прокляне тебе, прокляту,
Трудова Вкраiна!
Кулак один, купив пудовую свечу,
Тем малость совесть успокоил.
А мироед другой взял да собор построил:
«Не всякому со мной ровняться по плечу!»
В синодской грамоте был подвиг сей отмечен.
Был этой грамотой, бесспорно, богачу
Рай после смерти обеспечен.
«Как смерть моя придет, – велел богач жене
И всей родне, –
Не убивайтеся по мне
И не тужите.
Застраховался я от адских мук вполне.
Вы эту грамоту в персты мои вложите!»
Что ж вышло? Померли тузы в одном году
И повстречалися… в аду!
Туз первый диву дался:
«Кого я вижу? Ну, дела!
Что ж грамота твоя? Ужель не помогла?
А ты как ею величался!
Она не стоила, выходит, и гроша!»
«Ох, – молвил туз второй, – бумага хороша,
Первеющего сорта.
Был беспременно б я в раю,
Да по душу мою
Какой-то черт прислал безграмотного черта!
Я грамоту ему, проклятому, сую,
А он, подлец, глаза таращит
И прямо в ад меня без разговору тащит!»
Недавно случай был подобный с богачом.
Оставшись ни при чем,
То-бишь ощипанный изрядно беднотою,
Он объяснял беду – «народной темнотою».
Конечно, грамота, друзья мои, важна,
Конечно, нам она вот до чего нужна,
От прошлой темноты пора нам излечиться.
Но… чтобы правильно судить о богачах,
Тем, у кого они сидели на плечах,
Не надо грамоте учиться.
Годков тому, примерно, пять
Помещик некий в лес заехал погулять.
На козлах Филька красовался,
Такой-то парень – богатырь!
«Вишь, как тут заросло, а был совсем пустырь. –
Молодняком помещик любовался. –
Как, Филька, думаешь? Хорош молоднячок?
Вот розги где растут. Не взять ли нам пучок?
В острастку мужикам… на случай своеволья!»
«М-да! – Филька промычал, скосивши вбок глаза. –
М-да… розги – первый сорт…
Молоднячок… Лоза!..
Как в рост пойдут, ведь вот получатся дреколья!»
Какой же в басенке урок? Смешной вопрос.
Года всё шли да шли, – и молодняк подрос.
...На соединенном заседании ЦИК и Московского Совета после принятия резолюции об усиленной работе по организации мощной Советской армии, укреплении всех, организаций, объединяющих широкие трудовые массы рабочих и крестьян, о внутренней спайке и дисциплине, – меньшевики запели похоронный марш.
Ногой баба топнула,
Дверью баба хлопнула,
С того баба рассердилась.
Что в солдаты не годилась.
Я ли, ты ли, мы ли, вы ли…
Громче, Мартов! Крепче, Дан.
Надрываясь, долго выли,
Как голодный волчий стан,
Крепко шаркали ногами,
Похоронный пели марш.
Ай да головы с мозгами!
Вместо мозгу – жалкий фарш!
Социальная кубышка,
Буржуазный винегрет.
Меньшевистская мартышка
Нарядилася в берет,
В рог трубит и машет шпагой,
Похоронный марш орет
И с безумною отвагой
Мчится… задом наперед!
Монаси – чины ангельский.